Верховный Суд Российской Федерации разъяснил, что действительно, по смыслу пункта 20 постановления № 58 залогодержатель не вправе возбуждать дело о банкротстве залогодателя, предоставившего обеспечение по долгу третьего лица. Предполагается, что в таком случае законный интерес залогодержателя на получение возмещения реализуется путем обращения взыскания на заложенное имущество, в частности, путем продажи данного имущества с публичных торгов в рамках исполнительного производства с последующим направлением вырученных средств на погашение долга по основному обязательству (статья 78 Федерального закона от 02.10.2007 № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» (далее — Закон об исполнительном производстве)). Вместе с тем, в силу пункта 6 части 1 статьи 47 названного Закона в случае ликвидации организации-должника исполнительное производство подлежит окончанию, после чего судебный пристав исполнитель направляет исполнительный документ ликвидационной комиссии (ликвидатору). По существу с указанного момента ликвидационной комиссии (ликвидатору) делегируются публично-правовые функции по исполнению судебного акта, в связи с чем ее обязанность действовать добросовестно и разумно в интересах ликвидируемого юридического лица и его кредиторов (пункт 4 статьи 62 Гражданского кодекса Российской Федерации) предполагает также необходимость осуществлять возложенные на нее полномочия с учетом требований независимости и равного подхода ко всем заинтересованным в итогах процедуры ликвидации лицам. В то же время законодательная модель добровольной ликвидации юридического лица устроена таким образом, что полномочиями по назначению ликвидатора или лиц, входящих в ликвидационную комиссию, обладают по общему правилу учредители (участники) юридического лица (пункт 3 статьи 62 Гражданского кодекса Российской Федерации). Наделение ликвидационной комиссии (ликвидатора), с одной стороны, публичными функциями, а с другой, назначение ее членов участниками должника при определенных обстоятельствах может давать весомые основания сомневаться в добросовестности, независимости и беспристрастности членов ликвидационной комиссии (ликвидатора) при осуществлении названных функций. Для залогового кредитора, не имеющего денежного требования, указанное означает, что судьба его требования и исполнение судебного акта находятся в руках лиц, подконтрольных участникам должника, то есть по существу в воле самого должника, что не исключает со стороны последнего возможности немотивированно и произвольно бездействовать в течение длительного времени, не предпринимая мер по реализации заложенного имущества. При этом у кредитора отсутствуют какие-либо предусмотренные законом способы защиты от такого недобросовестного поведения должника (его ликвидационной комиссии). По мнению судебной коллегии, такое положение вещей недопустимо, с точки зрения принципов равенства, автономии воли и неприкосновенности собственности (пункт 1 статьи 1 Гражданского кодекса Российской Федерации). Отсутствие в законе конкретных механизмов защиты нарушенных прав не должно вести к снижению уровня правовой защищенности участников оборота. В рассматриваемом случае обществом «Сервис» в качестве способа защиты его права избрано оспаривание действий (бездействия) ликвидатора с требованием обязать его обратиться с заявлением о признании общества «Квеб» банкротом в целях последующей реализации заложенного имущества под контролем суда по правилам статьи 138 Закона о банкротстве, предоставляющей залоговому кредитору специальные полномочия, в том числе по определению порядка и условий реализации имущества. Учитывая характер потенциального нарушения прав, а также отсутствие у общества «Сервис» иной возможности понудить ликвидатора к проведению расчетов, судебная коллегия приходит к выводу, что названный способ защиты является эффективным и может быть применен. Применительно к фабуле настоящего дела указанное означает, что на заявителе лежала обязанность доказать, что ликвидатор общества «Квеб» действовал (бездействовал) незаконно, в частности, нарушив стандарты добросовестного и разумного поведения в интересах кредиторов. Из материалов дела следует, что ликвидация общества «Квеб» длится с 2011 года, то есть уже более десяти лет, на протяжении этого периода общество не исполняет решение суда об обращении взыскания на заложенное имущество, какие-либо выплаты в пользу залогового кредитора не произведены, из чего следует, что применительно к правилам абзаца тридцать седьмого статьи 2, пункта 2 статьи 3 Закона о банкротстве имеются основания для вывода о наличии у общества признаков банкротства. Согласно абзацу шестому пункта 1 статьи 9 и пункту 2 статьи 224 Закона о банкротстве ликвидационная комиссия (ликвидатор) должника как его руководитель обязана обратиться с заявлением должника о собственном банкротстве, если должник отвечает признакам неплатежеспособности и (или) признакам недостаточности имущества. Таким образом, ликвидатором общества «Квеб» нарушена названная обязанность, также им не предприняты и достаточные меры к исполнению судебного акта об обращении взыскания на заложенное имущество. При таких условиях судебная коллегия считает, что бездействие ликвидатора является незаконным, а требование истца об обязании ликвидатора обратиться в суд с заявлением о банкротстве общества «Квеб» — направленным на восстановление нарушенного права. Аналогичная правовая позиция применительно к схожим фактическим обстоятельствам изложена в определении Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 23.08.2017 № 310-ЭС17-8699, что не было учтено судами несмотря на то, что истец при рассмотрении настоящего дела неоднократно на это указывал. Тем самым, судами было нарушено единообразие судебной практики. Фактически выводы судов позволяют недобросовестным должникам, искусственно прибегая к процедуре ликвидации, в течение неопределенного срока не исполнять обязательства перед залоговым кредитором, не претерпевая каких-либо негативных последствий, что не согласуется с целями и задачами гражданско-правового регулирования и не может быть признано допустимым.

Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации № 306-ЭС21-24577 от 16 марта 2022 г.